Пигмалион и Галатея

Родослав Гедас

 

Вечерело.

Мягкий летний ветерок весело пробежал по волнам. Немного поиграл с брызгами, а затем ткнулся шаловливым носом в прибрежный песок. Тонкая пелена облаков медленно затягивала небо. После дневной изнурительной жары серые барашки казались спасением, посланным жителям Эллады милостивыми богами Олимпа. Подарок Зевса возвращал к жизни, заставлял людей выбираться из своих халуп и подставлять лица прохладным струям.

Пигмалион, царь Кипра, вышел из мастерской. Убрал ниспадавший на глаза седой клок волос. Промокнул чистой тряпицей лоб. С огромным удовольствием потянулся, разминая затёкшие члены. Усталость прошедшего дня давала себя знать. Тело ломило. Однако эта была приятная, расслабляющая и успокаивающая нега. Амброзия, божественный нектар приобщения к Гармонии. Работа спорилась. Очередная статуя вышла на редкость красивой – не чета предыдущим. Словно живая… Всё-таки не зря слуги упросили его использовать не обычный мрамор, а белоснежную, словно вершина Олимпа слоновую кость.

Пигмалион неспешно приблизился к кромке воды. Ослабевшие от непрерывного стояния ноги не держали, всё норовили уронить тело на мягкий тёплый песок. Скульптор на мгновение замер, словно прислушиваясь к тихому шёпоту моря. Ветерок трепал волосы, мягко гладил кожу. Царь Кипра присел. Опустил руки в зеленоватую воду. Стал стирать мелкую белесую пыль. Затем смочил лицо. Провёл ладонями по отросшей бороде.

А всё-таки, статуя великолепна! – подумал Пигмалион. Вряд ли мне когда-нибудь посчастливится сделать что-то подобное. Идеал. Почти совершенство… Не то, что живые, эти пустые болтливые существа. Женщины… Все беды Эллады от них. Да что там Эллады… Всей Ойкумены. Девы глупы и непостоянны. Своенравны и капризны… Порой мне кажется, что Прометей, создавший род человеческий из куска глины, сотворил их по ошибке и уж наверняка не мог знать, чем закончится его работа. Великий скульптор вдохнул в коварных обольстительниц жизнь, заставив мужчин расплачиваться за свой промах.

Женщины, эти странные и удивительные создания, одновременно сочетающие в себе противоположные элементы, всегда пугали Пигмалиона. Мастер всячески избегал прекрасную половину человечества. Но в то же время женщины были его музой. Они вдохновляли и вели его.

С раннего детства царь Кипра прославился своим мастерством. Юноша лепил такие прекрасные изваяния красивых девушек, что дух захватывало, глядя на них. О даровании великого скульптора, мастерство которого уступало лишь таланту Прометея, знали далеко за пределами острова. От заказов не было отбоя. Ваятель быстро стал очень богатым, ибо, несмотря на царское происхождение, никогда не отказывался от просьб вырезать образ, о котором просил заказчик. Но юношу мало интересовали деньги. Пигмалион жил работой, ставшей единственной целью его жизни. В каждую статую Мастер вкладывал частичку самого себя, дарил неживому камню душу. И неудивительно, что скульптуры получались выше всяческих похвал. Казалось, изваяния дышали жизнью, всего на миг замерли, чтобы Пигмалион мог получше ухватиться за их сущность, явить миру частичку великой Гармонии. Все, кому посчастливилось видеть работу юноши, потом говорили, что мёртвый камень буквально таял в руках Пигмалиона, принимал какую угодно форму согласно его желаниям. Словно боги Олимпа вели руку скульптора. Он мог вырезать образ любой женщины – как однажды виденной, так и той, о красоте которой всего лишь слышал. Статуи выходили из-под резака Пигмалиона, чтобы начать жить собственной жизнью. Киприоты говорили, будто сам Прометей, подаривший людям огонь, поделился с Мастером частичкой своего дара. И шёпотом добавляли, что бог, не желая, чтобы Пигмалион превзошёл его в мастерстве, лишил правителя Кипра возможности оживлять камень, превращать его в живое существо, ибо это прерогатива Демиургов, а смертным она неподвластна.

Так это было или нет, сказать трудно. Однако божественный дар ваятеля поражал всех от мала до велика. Простой люд толпами стекался к дворцу Пигмалиона, чтобы полюбоваться творением его рук. Да что там киприоты… Сама прекрасная богиня любви Афродита много раз тайком спускалась с Олимпа, чтобы посмотреть на очередной шедевр юноши.

Но ни деньги, ни слава, ни признание масс не прельщали великого Мастера. Его не интересовали ни дела государственные, ни плотские забавы. Пигмалион искал Гармонию. Искал и никак не мог найти. Маленький червячок сомнения, сидящий в каждом великом человеке, заставлял царя Кипра снова и снова браться за резак. Творить. Превращать холодный камень в застывшую жизнь…

Каждый день к дворцу Пигмалиона приходили гружёные камнем и мелом мески, а слуги сбивались с ног, разгружая поклажу. Но суета мало волновала ваятеля. Его больше беспокоило то, что ему никак не удавалось достичь идеала, превратить камень в живое существо. Материалы таяли со сказочной быстротой. Ещё быстрее из-под руки Мастера являлись прекраснейшие женские образы. Но, как ни старался скульптор, однако обрести долгожданную Гармонию пока не мог… И поэтому терзался сомнением, всё больше погружался в работу, не замечая того, что происходит вокруг. Правитель острова не брился и не мылся. Забросил сон. И только вмешательство заботливых слуг спасало царя от голодной смерти.

Признание Пигмалиона росло пропорционально количеству и мастерству его работ. Но за талант всегда нужно платить. И царь Кипра не стал исключением. Его платой стала молодость. Работа высушила Пигмалиона. Превратила из прекрасного юноши в глубокого старика, живущего только своим увлечением. Каждый день приносил не только новые образы, новые статуи и новое признание, но и седые волосы, морщины и слабость в теле. Пигмалион боялся не успеть. Страшился, что однажды не проснётся, умрёт, но так и не достигнет Гармонии, не найдёт безупречного образа, не обретёт совершенства Прометея. Смерти Мастер не боялся. Он был готов войти в мрачное царство Аида, терпеть муки Тантала, заменить атлантов, державших небеса. Помочь Сизифу… Ваятеля пугала кратковременность человеческого существования. Ему ещё так много нужно сделать… А Клото, Лахесис и Атропос отмеряют людям слишком мало…

Скульптор посмотрел на своё отражение. Из зеркала морской глади на Пигмалиона взирало лицо дряхлого старика. Запавшие глаза, бледное лицо, клоки седых волос… Печальное зрелище уходящей юности.

- Неужто это я? – ужаснулся царь Кипра. – А ведь мне всего двадцать…

Пигмалион грустно улыбнулся. Плата богов оказалась слишком высока. Молодость безвозвратно уходила, струилась песком сквозь пальцы вечности. А он так и не доделал задуманного, не смог довершить начатое…

Правитель Кипра с силой ударил по воде. Морская гладь вспучилась. Заискрилась миллионами брызг в лучах заходящего солнца. Ударила мелкой россыпью в лицо. Заставила зажмуриться…

Гармония… Сколько сил положено на алтарь совершенства… Сколько бессонных ночей… И всё для того, чтобы явить миру ИДЕАЛ, безупречное творение, в котором будут сочетаться красота и симметрия Космоса… Неужели так и не получиться? Неужели идеал так и останется призрачным образом, чем-то далёким и недостижимым?

Но нет… Его сегодняшняя работа, восхитительная статуя слоновой кости – это совсем иное. Пигмалион чувствовал, что новое творение перевернёт все представления человечества о Красоте и Гармонии. Эллада будет потрясена. Скульптура получилась на удивление прекрасной, достойной чести быть увиденной не только Афродитой, но и самим Зевсом. А громовержцу угодить трудно... Ещё немного подправить… Несколько последних штрихов… Только б успеть, успеть до того, как Мойры перережут нить его жизни…

Пигмалион решительно поднялся. Попытался стряхнуть с себя липкую паутину наваждения, но не смог сделать и шага. Что-то тяжёлое давило, заставляло оставаться на месте. Словно тысячи злобных порождений Аида держали тело невидимыми цепями.

Царь Кипра беспомощно сжал кулаки. Стиснул зубы. Неужели перевозчик Харон пригнал свою ладью к вратам его дворца? Но почему так рано? Почему дочери Ананке так жестоки? Неужели его нить Судьбы оказалась такой короткой?

- Нет! Мне ещё рано умирать! Я не доделал главного! – вскипел Пигмалион.

И сразу стало легче. Незримые оковы спали. Скульптор сглотнул. Вытер покрытое морскими брызгами и бисером пота лицо. Вернулся в мастерскую, где копошились слуги, и, укрытая покрывалом, стояла ОНА… Статуя, лучше которой у него не было никогда. Да и вряд ли будет. Ваятель чувствовал, что в фигурке из слоновой кости сосредоточилось всё его мастерство, его талант, понимание мира, Гармонии и Красоты. Изящные линии тела, аккуратные черты лица… Оставалось только довести работу до ума. А после не страшен даже Аид…

Пигмалион взял резак. Привычным движением сжал рукоять молотка. Подошёл к статуе. Сорвал покрывало. Отбросил грязную, изъеденную мелом и пылью тряпку…

И замер, не в силах пошевелиться…

На Мастера с невысокого пьедестала смотрела божественно прекрасная женщина, красотой своей не уступающая великой Афродите. Казалось, изваяние дышит и вот-вот задвигается и заговорит.

Пигмалион, ослеплённый красотой своего творения, машинально сделал шаг назад. Руки опустились. Инструменты с грохотом упали на пол…

Он всё-таки успел…

Скульптура была идеальна. Мастер понял, что никакой доводки ей не потребуется. Прикосновение грязного металла только разрушит очарование и первозданную красоту женщины, рождённой из слоновой кости.

Воистину, это лучшее его произведение…

Ваятель опустился на грязный, покрытый меловыми разводами пол. Долго смотрел на своё творение, впитывая в себя нечеловеческую красоту и симметрию. Заходившие в мастерскую слуги понимающе кивали и тихо уходили, боясь нарушить покой хозяина. Лишь старая подслеповатая кухарка осмелилась потревожить Пигмалиона.

- ВОН! – взревел царь Кипра. – Все вон!!!

Напуганные слуги разбежались, а ваятель снова опустился на пол. Подтянул к груди колени. Сложил на них руки. Положил на ладони подбородок и снова уставился на холодную слоновую кость.

Да, - убеждал самого себя Мастер. Это моя лучшая работа. Само совершенство.

В ту ночь Пигмалион долго не мог заснуть. Молча сидел у ног статуи, думая о прожитых годах и своём одиночестве. У него никогда не было друзей, любимой, той единственной, которой можно было бы доверить всё, поделиться своими мечтами, которая не рассмеётся в лицо, не назовёт пустым, витающим в облаках мечтателем... Ваятель не знал что такое любовь. Кратковременные интрижки лишь отдаляли Пигмалиона от женщин. Гетеры, которые должны были развлекать, утешать и образовывать, вызывали отвращение, желание немедленно покинуть дом терпимости. Их не интересовали ни мысли, ни надежды, ни мечты, ни планы… Только золото, которым рассчитывался клиент. Порой правителю Кипра казалось, что гетеры – это не живые существа из плоти и крови, а механические создания, главной целью которых были плотские утехи… А ещё деньги… От слуг тоже было мало проку. Ни один из них не мог спокойно выслушать своего правителя, поговорить по душам, стать товарищем. Они видели в Пигмалионе прежде всего хозяина. Не человека, а повелителя, ослушаться приказа которого означало впасть в немилость, а то и лишиться жизни. Разве можно найти среди них настоящих друзей?.. А киприоты, сторонившиеся Пигмалиона? Проклятый дар!!! Из-за подарка Прометея он не мог спокойно общаться с простым народом, боявшегося всего необычного и неизвестного. Чернь уважала, но и презирала его, восхищалась даром богов, но была готова убить царя Кипра из зависти, просто потому, что олимпийцы не посчитали нужным одарить и остальных…

Мать умерла рано. Пигмалион почти не помнил её. Отец же видел в сыне своё продолжение и слышать ничего не хотел о каких-то чувствах. По его мнению, взять можно было всё. Вопрос только в цене. А любовь, дружба… Пустое, никому не нужный хлам… Так и воспитывал сына.

 И вот теперь он, любимец богов и всей Эллады, искусный ваятель и царь Кипра, одинок.

Хотелось завыть…

Но вместо этого Пигмалион лишь сжал зубы. Заиграл желваками. В конце концов, богам виднее. Каждому определено своё место и восставать против Судьбы глупо… Ей покорны даже олимпийцы…

Но как всё-таки хотелось найти вторую половинку. Ту, которая поддержит, согреет и поймёт. Будет любить не за монеты, а искренне и чисто. Просто потому, что Пигмалион – человек, достойный любви, как и все остальные, как любой другой… Живое создание со своими достоинствами и недостатками, страхами и чувствами…

Обуреваемый мрачными мыслями, царь Кипра и сам не заметил того, как уснул.

Новый день принёс новые страдания.

Красота скульптуры заставляла Пигмалиона снова и снова смотреть на фигурку слоновой кости, всё больше привязываться к холодному изваянию. И каждый новый взгляд лишь убеждал Мастера в том, что девушка идеальна. Сама Гармония. Совершенный элемент бытия. С этого времени скульптор забыл покой… Еду… Сон… Питьё… Работу… Самого себя и даже богов Олимпа… Пигмалион забросил резак и молоток. Больше не принимал никаких заказов, отгородившись от внешнего мира деревянной перегородкой двери. В одиночестве – днём в лучах Гелиоса, а ночью при свете лампад, любовался царь созданным изваянием, которому дал имя Галатея. Скульптура стала для Мастера всем…

Пигмалиону казалось, что ни одна из смертных женщин не может даже сравниться с Галатеей по красоте и благородству. Девушка была божественна. Ваятель знал, что она никогда не будет продажной, как остальные киприотки. Никогда не предаст, не убьёт, не заложит душу. Не станет кичиться своим происхождением…

Она просто будет рядом…

Единственная и неповторимая…

Осколок Гармонии, подаренной ему богами…

Немного позже Пигмалион заговорил со скульптурой. Мастер рассказывал Галатее о своей жизни. Детстве, юности, зрелости. Делился впечатлениями, мечтами и страхами. Скульптору было легко – он словно летел в крылатых сандалиях Гермеса. Пигмалион всё говорил и говорил, как будто пытаясь опередить Мойр…

А статуя внимательно слушала…

Казалось, только стыдливость мешает ей двигаться и разговаривать.

Потом пришла ревность… Правитель Кипра никого не впускал в свою мастерскую. Гнал слуг и гостей. Забыл об отце… Белоснежная Галатея, возвышавшаяся среди незавершённых работ и готовых статуй, стала для Пигмалиона, окружённого людьми и в то же время одинокого, настоящим другом. Терпеливым собеседником. Надёжным товарищем…

Ваятелю этого было достаточно. Его впервые понимали, не пытались подложить свинью, не заглядывали подобострастно в рот, не ждали награды. Просто слушали… Внимательно и увлечённо.

А однажды Мастер вдруг осознал, что он хочет, чтобы Галатея ответила ему. Неважно что… Слова не играли никакой роли. Лишь бы девушка не молчала, не смотрела с укором и немой усмешкой на своего создателя…

Пигмалион молил богов, просил олимпийцев наделить его творение даром речи. Это было по силам жителям Олимпа. Но боги не слышали ваятеля. Занятым устройством Ойкумены, им не было никакого дела до какого-то киприота…

Навалившаяся тоска была хуже смерти. Судьба жестоко смеялась над правителем Кипра. Галатея была всего лишь статуей… Бесчувственным куском слоновой кости…

Всё вокруг потеряло всякий смысл. Рок раскрасил мир в чёрно-белые тона, оставив после себя только одно-единственное желание. Оживить творение… Пигмалион хотел слышать Галатею. Хотел, чтобы немая девушка ему отвечала, говорила с ним… Делилась своими переживаниями… Ни трон, ни слава, ни богатства, ни почёт – ничто не могло вытравить из сердца щемящего чувства одиночества, ненужности и бесполезности существования. Да, он достиг Гармонии, но так и не смог оживить Галатею. И теперь даже небытие, холод мрачного Аида уже не казались такими пугающими и отталкивающими. Почему он родился простым человеком? Отчего судьба не подарила ему возможность оживлять неживое? Ведь его мастерство – всего лишь имитация, грубая подделка под возможности Демиургов. Только боги могут вдохнуть в своё творение жизнь. Заставить мёртвый камень стать живым существом… А он… Он всего лишь ученик, который никогда не достигнет вершин ремесла…

Пигмалион заплакал. Горькие капли текли по щекам Мастера. Срывались вниз. Падали на пол. Сам того не заметив, царь Кипра вдруг почувствовал доселе незнакомое ему чувство. Мастер влюбился в своё творение. Влюбился так, как не были способны ни боги, ни люди. Никто не мог любить так, как любил ваятель…

Скульптор смотрел на статую и никак не мог налюбоваться своим творением. Нежно трогал девушку, как будто проверяя, не ожила ли она. Когда Мастер касался холодной поверхности слоновой кости, Пигмалиону казалось, что он гладит живое тело. Ласкает кожу любимой… Чувствует биение её сердца…

Царь Кипра дарил Галатее драгоценные ожерелья, браслеты и серьги. Одевал в роскошные одежды. Украшал голову венками из цветов. Вёл себя с ней так, как будто это была настоящая женщина…

И шептал:

- О, если бы ты была живая… Если бы могла ответить на мои речи, о, как был бы я счастлив!

Но статуя была нема…

 

Минул месяц.

Наступили дни празднеств в честь Афродиты, богини любви и покровительницы Кипра. Остров буквально утонул в белых розах, которыми жрицы Киприды украсили все дома Кипра. Народ пел и ликовал.

Пигмалион, который раньше сторонился подобного рода празднеств, считая их глупыми и никому ненужными забавами черни, под влиянием неведомой силы пошёл на базар. Купил там красивую годовалую тёлку белого цвета. Животное сразу приглянулось Мастеру – смирное, глядевшее на мир понимающими глазами. Афродите понравится его дар. Правда, пришлось выложить за тёлку громадные деньги, но она того стоила. Ради любви к Галатее скульптор был готов пойти на любые жертвы. Что значат монеты, когда тобою владеет любовь?

По приказу Пигмалиона расторопные слуги покрыли рожки телушки позолотой. После чего скульптор прогнал всех из дворца. Взял приготовленную жертву великой Киприде на руки. Отнёс в священную рощу, где проходили мистерии. Положил животное на землю. Погладил телушку по голове, как будто успокаивая животное. И стал молиться.

- О, если бы у меня была жена, похожая на моё творение!.. Великие боги! Я никогда ни о чём вас не просил. Ни в радости, ни в горе. Но теперь я влюблён и прошу вашей милости. Если вы всё можете дать молящему, то дайте мне жену столь же прекрасную, как созданная мною статуя…

Пигмалион, боясь гнева богов, не решился открыто просить оживить созданную им статую, ибо жители Олимпа могли посчитать это верхом бестактности. А боги были мстительны. Олимпийцы долго помнили нанесённые обиды и прощали их только после хорошего жертвоприношения.

Услышавшая мольбу Мастера Афродита решила снизойти до просьб ваятеля, ибо знала, что нет на всём Кипре человека, любившего так горячо и искренне, как Пигмалион. Богиня покровительствовала тем, чья любовь сильна и постоянна. Она ценила Гармонию и часто, втайне от Пигмалиона любовалась его творениями. Статуи казались Киприде осколками мироздания, в которых была заключена истина и Гармония Космоса. В камне она видела себя.

Трижды вспыхнуло жертвенное пламя – златовласая богиня, рождённая  из воздушной морской раковины, давала знак, что услышала Мастера, поняла то, о чём царь Кипра не осмелился сказать вслух.

- Спасибо тебе, о великая Афродита! – крикнул Пигмалион.

Не чуя под собой ног, бросился к дворцу. Ворвался в мастерскую…

Застыл на пороге, не смея верить своему счастью. Затем медленно приблизился к ложу, упал перед ним на колени и покрыл поцелуями своё творение.

- Ну что же ты спишь? – удивился царь Кипра, глядя на возлюбленную. – Открой глаза, и ты увидишь, что уже взошла солнечная колесница Гелиоса, и он сообщит тебе добрую весть.

Солнечные лучи легли на лицо, выточенное из слоновой кости, и Пигмалиону на мгновение показалось, что оно порозовело. Затаив дыхание, Мастер склонился над своим творением, не смея даже верить в подаренное ему счастье. Киприда не обманула его. Схватив Галатею за кисть, правитель почувствовал, что кость уступает давлению его пальцев, увидел, что кожа, всего миг назад матово блестевшая на солнце, становиться бледнее, а на щеках проступает румянец. Заточённая в кость грудь расширилась, вбирая в себя воздух…

- О, боги!

Ваятель услышал спокойное и ровное дыхание, почувствовал как бьётся сердце любимой. И вот приподнялись веки. Глаза блеснули обворожительной голубизной, словно море, омывающее родной Кипр, отразилось в зрачках Галатеи. Губы девушки медленно наливались алым, изумительным по красоте цветом. Дёрнулись ресницы. Шевельнулись руки. Статуя ожила…

Пигмалион сумасшедшими глазами смотрел на то, как холодная слоновая кость превращается в девушку, и не мог поверить в случившееся. Киприда вняла его молитвам. Вдохнула жизнь в его творение…

Взгляд Галатеи пробежал по мастерской, на миг задержался на заготовках и неоконченных работах, двинулся дальше, пока не сфокусировался на скульпторе.

- Где я? – выдавила из себя девушка.

Пигмалион смотрел на Галатею и молчал, не в силах произнести ни слова. Слаще и прекраснее этого голоса он не слышал нигде и никогда. Уже один только голос стоил того, чтобы ради него спуститься в мрачный Аид…

Не дождавшись ответа, девушка мягко поставила точёную ножку на пол. Сделала шаг. Второй… Посмотрела на ваятеля. Улыбнулась.

Счастье Пигмалиона не знало границ. Мастер улыбнулся девушке. Простёр руки к небу. Восславил божественную Афродиту, подарившую ему любовь.

Галатея смотрела на своего создателя с такой нежностью и таким доверием, что Пигмалион едва смог удержать слёзы. Ничего не говоря, Мастер прижал девушку к себе.

- Любимая… Мы навеки будем вместе! И ничто не разлучит нас!..

…Направленный взрыв выбил хлипкие, висевшие на слабеньких петлях двери. Страховавшие друг друга десантники ворвались в помещение и сразу открыли огонь изо всех стволов. Тяжко ухнул подствольный гранатомёт. Небольшая комната в мгновение ока наполнилась гарью и пороховым дымом.

Десятки пуль изрешетили склонённые над лежанкой чудовища, переплетённые огромными уродливыми щупальцами. Двух ужасного вида тварей откинуло назад. Припечатало о стену…

Зелёное мерзко пахнувшее вещество, по-видимому служившее монстрам кровью, залило стены, пол, куски непонятного вещества.

- Прекратить огонь!

Командир отряда десантников, не опуская ствола штурмовой винтовки, осторожно приблизился к уничтоженным монстрам. Даже мёртвые они внушали страх. Роговые наросты. Отвратительная, вызывавшая тошноту мякина сочленений. Порытая жвалами и непонятными наростами голова. Бесформенное студнеобразное тело…

 Судорожно сглотнув, офицер с опаской пнул носком ботинка убитую тварь. И мгновенно отскочил назад, готовый нажать на спусковой крючок. Однако ответного выпада не последовало. Чудовища были мертвы.

Землянин облегчённо выдохнул. Перевесил винтовку за спину. Вытащил рацию. Щёлкнул тумблером. Выждав, пока утихнут помехи, доложил о выполнении задания. Затем спрятал устройство.

Неожиданно взгляд человека привлекла невесть как попавшая в жилище монстров книга. Томик лишь каким-то чудом уцелел при штурме.

Офицер поднял истрёпанный фолиант. Протёр рукавом покрытую толстым слоем пыли обложку.

ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ…

Десантник хмыкнул. Раскрыл книгу на переложенных яркой закладкой страницах. Чёрно-белая картинка изображала юношу, застывшего на коленях у ног белоснежной статуи.

Человек криво улыбнулся. Затем сплюнул себе под ноги.

- Чёртовы твари! Возомнили себя венцом творения! Лучше б в зеркало на свои гадкие рожи глянули… Тоже мне, Пигмалион и Галатея!..

Десантники дружно закивали.

Операция по «зачистке» Марса продолжалась. Земле требовалась новая колония…